![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mon_kassiaМои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, мысли Мои выше мыслей ваших (Ис. 55:8-9).
"Всяко начинающим каковое-либо взыскание и учение о неизреченном воплощенном смотрении Спаса нашего и Бога, подстрекати и искати, каким образом Сам Бог Слово человеческому смешению соединися и приятую плоть в каком смысле обожи, и искушающим диалектическими словесы “естество” и “положение” словоборитися о преестественном новосечении двух естеств Бога и человека — анафема."
"Верою чистою и простою и вседушным сердцем Спаса нашего и Бога и Пречистыя Его рождшия Владычицы нашея Богородицы и прочих святых предивная чюдеса не приемлющим, но покушающимся доказательствами и словесы софистическими яко невозможная отвергнути или по своему мнению претолковати и по своему уму составляти — анафема."
"Переделывающим по своим и иным басненным вымыслам наше создание, и платоническия идеи яко истинныя приемлющим, и яко самосущное вещество от идей изображатися глаголющим, и явно отметающим самовластие Содетеля, от несущаго в бытие приведшаго вся и яко Творец всем начало и конец положшаго властительски и владычески — анафема.">
(из Синодика на Торжество Православия)
"Ученые мнения друг от друга отличаются и друг другом исключаются, на каждое всегда приходится больше противных, чем согласных. Не слишком ли безрассудно надеяться, что в каком-то из них окажутся угаданы законы творящего ума? "Кто познал ум Господень?" — говорит апостол. Но если эти законы нельзя познать, то их образы в душе тоже нельзя постичь внешней мудростью, и лжезнанием будет улавливаемое ею познание божественного образа в человеческой душе. Обладающая такой мудростью душа не только не уподобится через нее самоистине, но даже не приблизится к простой истине. Высокоумные напрасно хвалятся своим знанием. Пусть они послушают апостола Павла, называющего плотской внешнюю мудрость и надмевающее знание — плотским умом. ... Впрочем, если, как и они сами говорят, в нас есть образы законов творящего ума, то что совершенно исказило эти образы? Разве не грех и либо неведение должного, либо пренебрежение им? Почему мы не замечаем их без научения, если они запечатлены в нас? Не потому ли, что страстная часть души, восстав во зле, извратила их, смутила прозорливость души и далеко увела ее от красоты первообраза? Но тогда, желая соблюсти богоподобие и обрести знание истины, надо больше всего заботиться о том чтобы оставить грех, на деле исполнять закон заповедей, держаться всех добродетелей и через молитву и истинное созерцание восходить к Богу. Потому что хоть изучи естественную философию от Адама до самого конца, без чистоты ты будешь с не меньшим, а то и с большим успехом глупцом, чем мудрецом; наоборот, даже без философии, очистившись и избавив душу от дурных нравов и учений, ты приобретешь победившую мир Божию мудрость и в веселии навеки приобщишься к Единому Премудрому Богу. Пусть твоими учениями будут учения веры, а не знания о величине и движении неба и небесных тел и обо всем, что от них происходит, не знания о земле, спрятанных в ней металлах и самоцветах и о том, что случается в воздухе от сугубого испарения. Отдавать все силы и старания познанию подобных вещей есть эллинская ересь; недаром все стоики считают целью созерцания науку.
... Неужели им никогда не приходило на ум, что, устремившись к древу знания и вкусив от него, мы отпали от божественного места сладости? Не пожелав по заповеди "возделывать и хранить его", мы уступили лукавому советчику, прокравшемуся обманом и прельстившему нас красотой познания добра и зла. Видно, он и сегодня тем, кто не хочет под водительством отцов возделывать и хранить свое сердце, сулит точное знание многоподвижных и взаимоуравновешенных небесных сфер с их свойствами — знание добра и зла, потому что добро не в самой по себе природе этого знания, а в человеческих намерениях, вместе с которыми и знание склоняется в любую сторону. По той же причине я назвал бы вместе добром и злом навыки и одаренность в многоязычных наречиях, силу красноречия, знание истории, открытие тайн природы, многосложные методы логических построений, многотрудные рассуждения счетной науки, многообразные измерения невещественных фигур — не только из-за того что все это колеблется в зависимости от мнений и легко изменяется, сообразуясь с целями людей, но и потому что хоть занятия эти хороши для упражнения остроты душевного ока, но упорствовать в них до старости дурно. Хорошо если, в меру поупражнявшись, человек направляет старания на величайшие и непреходящие предметы; тогда даже за пренебрежение к словесным занятиям и наукам ему бывает немалое воздаяние от Бога. Второй богослов говорит поэтому об Афанасии Великом, что от внешних словесных наук ему была лишь та выгода, что он понял, "чего не стоит понимать", а сам этот богослов, как он говорит, вкусил от них только для того чтобы презреть их и чтобы иметь чему предпочесть Христа.
... Скажу, чуточку прибавив к словам пророка: "Боги, которые не сотворили небо и землю из ничего, да сгинут", а с ними и придумавшие их теологи. Что же сказать в отношении людей, которые уверяют, будто эти теологи единогласны с нашими богословами или даже учители наших, и думают, что от них были переняты главные богословские выражения? Разве что просить у "Света, просвещающего всякого человека, приходящего в мир", их тоже избавить от страшного мрака незнания и просветить для понимания того, что от змей нам тоже есть польза, но только надо убить их, рассечь, приготовить из них снадобье и тогда уж применять с разумом против их собственных укусов. Так же вот и изобретения внешней мудрости полезны нам, чтобы пользоваться ими против них самих, повергая как бы его собственным мечом этого Голиафа, возмутившегося и восставшего против нас и "поносящего воинство Бога живого", которое научилось божественному знанию от рыбарей и от неграмотных.
...Поэтому мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим из тех, кто не избрал монашеской жизни, но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему надежному о Боге. Ведь "Бог обессмыслил ее", не Сам сделав такою — как свет может омрачить? — а обличив ее всегдашнюю глупость, и не в сравнении со Своей премудростью, ничуть — ведь если сказать такое, то, значит, и Моисеем данный закон упразднился и обессмыслился с явлением закона благодати. Но если закон Моисея не обессмыслился, потому что он от Бога, то, конечно, мудрость эллинов обессмыслилась постольку, поскольку она не от Бога: все, что не от Бога, не имеет бытия, поэтому мудрость эллинов ложно называется мудростью. Ее изобретатель ум, поскольку ум — от Бога, но саму ее, отпавшую от надлежащей цели богопознания, справедливее называть не мудростью, а падением мудрости или обессмысленной мудростью, то есть превращенной в глупость и безумие.
... Так что от изучения многих и бесполезных внешних наук, от человеческой мудрости и многознания, добываемого в бессоннице и трудах, у слишком заботящихся об этом не только не прибавляется ничего необходимого, полезного и ведущего к вечной жизни, но наоборот, увеличивается скорбь. Распростившись со всем подобным, надо бодрствовать в песнопениях, молитвах и молениях к нашему Создателю, Богу и Господу, в них упорствовать, ими заниматься, поднимать таким путем сердце и ум к непостижимой высоте величия Божия, глядеть на красоту Солнца Славы, просвещаться приобщением и участием в Небесном Царстве и по нашему внутреннему и по внешнему человеку, упиваться неизреченной славою в посильных наших созерцаниях и узрениях ее и наполняться поистине несказанной и божественной радостью, чтобы не подвергнуться немедленному осуждению за бесполезные занятия пустыми вещами."
(Григорий Палама)
Кстати, кто там уверял, что Палама не был обскурантом? Рекомендую к прочтению.
*
"Не следует принимать в расчет и то, что в свою очередь говорят некоторые, а именно: если у нас и есть некоторое достижение истины в отношении чего-нибудь из иных вещей, то нам, людям, все же не пристало заниматься рассмотрением божественных дел; мы не узнаем ничего достоверного в отношении их, поскольку они выше, чем наши, что самим богам не нравится, когда вмешиваются в их дела и любопытствуют в отношении их. Ибо боги не создали бы нас склонными к исследованию их дел, если бы они не желали, чтобы мы изучали их, и не были намерены дать некоторую способность познания чего-нибудь достоверного относительно подобных вещей. И равным образом было бы нелепым и то, что мы не можем размышлять о чем бы то ни было, относящемся к такого рода вещам, и должны жить подобно скоту и бессловесным тварям, и то, что мы должны принимать на веру и без проверки все, что придется, ибо при таком положении невозможно достичь желанного счастья. Даже если когда-нибудь какой-то божественный случай даст возможность без помощи разума достичь чего-то удачного в отношении истины об этих вещах, то и тогда нельзя будет, пожалуй, с уверенностью думать таким образом относительно некоторых вещей, не стать ни совершенно, ни хоть сколько-нибудь счастливым, будучи лишенным разума и знания относительно самых важных вопросов, не зная даже того, благополучно ли у тебя обстоят дела или нет. Ибо недостаточно считать себя благоденствующим (это ведь бывает у помешанных), если человек плохо себе представляет, в чем состоит благоденствие и что для человека является благом или злом. Вместе с тем в божественных делах нет ничего постыдного, чтобы боги не желали познания другими их дел, и Божество независтливо, чтобы считать недостойным оказание нам, помимо других милостей, благодеяния познать их самих. И хотя Божество неизмеримо могущественнее человека, Оно не станет из-за этого непознаваемым для нас, одаренных разумом, а также не совсем чуждых ему по природе. И если Оно сделало нас склонными к исследованию Его свойств, то это для того, чтобы мы и исследовали, а исследуя, кое-что и узнали о Нем, а узнавая, извлекали бы наибольшую пользу."
(Плифон)
*
Вот еще хорошая анафема, я под нее тоже подпадаю:
Ну и еще, конечно, интересно, к какой "фратрии" принадлежал тот юноша, который тогда себя в жертву Посейдону принес...
"Всяко начинающим каковое-либо взыскание и учение о неизреченном воплощенном смотрении Спаса нашего и Бога, подстрекати и искати, каким образом Сам Бог Слово человеческому смешению соединися и приятую плоть в каком смысле обожи, и искушающим диалектическими словесы “естество” и “положение” словоборитися о преестественном новосечении двух естеств Бога и человека — анафема."
"Верою чистою и простою и вседушным сердцем Спаса нашего и Бога и Пречистыя Его рождшия Владычицы нашея Богородицы и прочих святых предивная чюдеса не приемлющим, но покушающимся доказательствами и словесы софистическими яко невозможная отвергнути или по своему мнению претолковати и по своему уму составляти — анафема."
"Переделывающим по своим и иным басненным вымыслам наше создание, и платоническия идеи яко истинныя приемлющим, и яко самосущное вещество от идей изображатися глаголющим, и явно отметающим самовластие Содетеля, от несущаго в бытие приведшаго вся и яко Творец всем начало и конец положшаго властительски и владычески — анафема.">
(из Синодика на Торжество Православия)
"Ученые мнения друг от друга отличаются и друг другом исключаются, на каждое всегда приходится больше противных, чем согласных. Не слишком ли безрассудно надеяться, что в каком-то из них окажутся угаданы законы творящего ума? "Кто познал ум Господень?" — говорит апостол. Но если эти законы нельзя познать, то их образы в душе тоже нельзя постичь внешней мудростью, и лжезнанием будет улавливаемое ею познание божественного образа в человеческой душе. Обладающая такой мудростью душа не только не уподобится через нее самоистине, но даже не приблизится к простой истине. Высокоумные напрасно хвалятся своим знанием. Пусть они послушают апостола Павла, называющего плотской внешнюю мудрость и надмевающее знание — плотским умом. ... Впрочем, если, как и они сами говорят, в нас есть образы законов творящего ума, то что совершенно исказило эти образы? Разве не грех и либо неведение должного, либо пренебрежение им? Почему мы не замечаем их без научения, если они запечатлены в нас? Не потому ли, что страстная часть души, восстав во зле, извратила их, смутила прозорливость души и далеко увела ее от красоты первообраза? Но тогда, желая соблюсти богоподобие и обрести знание истины, надо больше всего заботиться о том чтобы оставить грех, на деле исполнять закон заповедей, держаться всех добродетелей и через молитву и истинное созерцание восходить к Богу. Потому что хоть изучи естественную философию от Адама до самого конца, без чистоты ты будешь с не меньшим, а то и с большим успехом глупцом, чем мудрецом; наоборот, даже без философии, очистившись и избавив душу от дурных нравов и учений, ты приобретешь победившую мир Божию мудрость и в веселии навеки приобщишься к Единому Премудрому Богу. Пусть твоими учениями будут учения веры, а не знания о величине и движении неба и небесных тел и обо всем, что от них происходит, не знания о земле, спрятанных в ней металлах и самоцветах и о том, что случается в воздухе от сугубого испарения. Отдавать все силы и старания познанию подобных вещей есть эллинская ересь; недаром все стоики считают целью созерцания науку.
... Неужели им никогда не приходило на ум, что, устремившись к древу знания и вкусив от него, мы отпали от божественного места сладости? Не пожелав по заповеди "возделывать и хранить его", мы уступили лукавому советчику, прокравшемуся обманом и прельстившему нас красотой познания добра и зла. Видно, он и сегодня тем, кто не хочет под водительством отцов возделывать и хранить свое сердце, сулит точное знание многоподвижных и взаимоуравновешенных небесных сфер с их свойствами — знание добра и зла, потому что добро не в самой по себе природе этого знания, а в человеческих намерениях, вместе с которыми и знание склоняется в любую сторону. По той же причине я назвал бы вместе добром и злом навыки и одаренность в многоязычных наречиях, силу красноречия, знание истории, открытие тайн природы, многосложные методы логических построений, многотрудные рассуждения счетной науки, многообразные измерения невещественных фигур — не только из-за того что все это колеблется в зависимости от мнений и легко изменяется, сообразуясь с целями людей, но и потому что хоть занятия эти хороши для упражнения остроты душевного ока, но упорствовать в них до старости дурно. Хорошо если, в меру поупражнявшись, человек направляет старания на величайшие и непреходящие предметы; тогда даже за пренебрежение к словесным занятиям и наукам ему бывает немалое воздаяние от Бога. Второй богослов говорит поэтому об Афанасии Великом, что от внешних словесных наук ему была лишь та выгода, что он понял, "чего не стоит понимать", а сам этот богослов, как он говорит, вкусил от них только для того чтобы презреть их и чтобы иметь чему предпочесть Христа.
... Скажу, чуточку прибавив к словам пророка: "Боги, которые не сотворили небо и землю из ничего, да сгинут", а с ними и придумавшие их теологи. Что же сказать в отношении людей, которые уверяют, будто эти теологи единогласны с нашими богословами или даже учители наших, и думают, что от них были переняты главные богословские выражения? Разве что просить у "Света, просвещающего всякого человека, приходящего в мир", их тоже избавить от страшного мрака незнания и просветить для понимания того, что от змей нам тоже есть польза, но только надо убить их, рассечь, приготовить из них снадобье и тогда уж применять с разумом против их собственных укусов. Так же вот и изобретения внешней мудрости полезны нам, чтобы пользоваться ими против них самих, повергая как бы его собственным мечом этого Голиафа, возмутившегося и восставшего против нас и "поносящего воинство Бога живого", которое научилось божественному знанию от рыбарей и от неграмотных.
...Поэтому мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим из тех, кто не избрал монашеской жизни, но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему надежному о Боге. Ведь "Бог обессмыслил ее", не Сам сделав такою — как свет может омрачить? — а обличив ее всегдашнюю глупость, и не в сравнении со Своей премудростью, ничуть — ведь если сказать такое, то, значит, и Моисеем данный закон упразднился и обессмыслился с явлением закона благодати. Но если закон Моисея не обессмыслился, потому что он от Бога, то, конечно, мудрость эллинов обессмыслилась постольку, поскольку она не от Бога: все, что не от Бога, не имеет бытия, поэтому мудрость эллинов ложно называется мудростью. Ее изобретатель ум, поскольку ум — от Бога, но саму ее, отпавшую от надлежащей цели богопознания, справедливее называть не мудростью, а падением мудрости или обессмысленной мудростью, то есть превращенной в глупость и безумие.
... Так что от изучения многих и бесполезных внешних наук, от человеческой мудрости и многознания, добываемого в бессоннице и трудах, у слишком заботящихся об этом не только не прибавляется ничего необходимого, полезного и ведущего к вечной жизни, но наоборот, увеличивается скорбь. Распростившись со всем подобным, надо бодрствовать в песнопениях, молитвах и молениях к нашему Создателю, Богу и Господу, в них упорствовать, ими заниматься, поднимать таким путем сердце и ум к непостижимой высоте величия Божия, глядеть на красоту Солнца Славы, просвещаться приобщением и участием в Небесном Царстве и по нашему внутреннему и по внешнему человеку, упиваться неизреченной славою в посильных наших созерцаниях и узрениях ее и наполняться поистине несказанной и божественной радостью, чтобы не подвергнуться немедленному осуждению за бесполезные занятия пустыми вещами."
(Григорий Палама)
Кстати, кто там уверял, что Палама не был обскурантом? Рекомендую к прочтению.
*
"Не следует принимать в расчет и то, что в свою очередь говорят некоторые, а именно: если у нас и есть некоторое достижение истины в отношении чего-нибудь из иных вещей, то нам, людям, все же не пристало заниматься рассмотрением божественных дел; мы не узнаем ничего достоверного в отношении их, поскольку они выше, чем наши, что самим богам не нравится, когда вмешиваются в их дела и любопытствуют в отношении их. Ибо боги не создали бы нас склонными к исследованию их дел, если бы они не желали, чтобы мы изучали их, и не были намерены дать некоторую способность познания чего-нибудь достоверного относительно подобных вещей. И равным образом было бы нелепым и то, что мы не можем размышлять о чем бы то ни было, относящемся к такого рода вещам, и должны жить подобно скоту и бессловесным тварям, и то, что мы должны принимать на веру и без проверки все, что придется, ибо при таком положении невозможно достичь желанного счастья. Даже если когда-нибудь какой-то божественный случай даст возможность без помощи разума достичь чего-то удачного в отношении истины об этих вещах, то и тогда нельзя будет, пожалуй, с уверенностью думать таким образом относительно некоторых вещей, не стать ни совершенно, ни хоть сколько-нибудь счастливым, будучи лишенным разума и знания относительно самых важных вопросов, не зная даже того, благополучно ли у тебя обстоят дела или нет. Ибо недостаточно считать себя благоденствующим (это ведь бывает у помешанных), если человек плохо себе представляет, в чем состоит благоденствие и что для человека является благом или злом. Вместе с тем в божественных делах нет ничего постыдного, чтобы боги не желали познания другими их дел, и Божество независтливо, чтобы считать недостойным оказание нам, помимо других милостей, благодеяния познать их самих. И хотя Божество неизмеримо могущественнее человека, Оно не станет из-за этого непознаваемым для нас, одаренных разумом, а также не совсем чуждых ему по природе. И если Оно сделало нас склонными к исследованию Его свойств, то это для того, чтобы мы и исследовали, а исследуя, кое-что и узнали о Нем, а узнавая, извлекали бы наибольшую пользу."
(Плифон)
*
Вот еще хорошая анафема, я под нее тоже подпадаю:
"Глаголющим, яко еллинстии мудрецы и первии от ересеначальников, от святых седьми вселенских Соборов и от всех в Православии просиявших отец, анафеме преданнии яко чуждии соборныя Церкви ради сквернаго и нечистотнаго в словесех их преумножения, лучшии суть по многу и зде и в будущем судищи благочестивых убо и православных мужей, инакоже по страсти человеческой или неразумению прегрешивших — анафема."Ну, эллинские мудрецы это понятно, а вот про ересеначальников - интересно, кто это в 11 в. считал премудрыми ересеначальников и каких? Вездесущего Оригена что ли? ))
Ну и еще, конечно, интересно, к какой "фратрии" принадлежал тот юноша, который тогда себя в жертву Посейдону принес...