![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
ДИСКУССИЯ
M. van Esbroeck: В сохранившемся на грузинском языке панегирике Иоанн Ксифилин копирует греческий образец для истории Косьмы и Дамиана. Он оправдывает вставки о чудесах, считая, что язычники делали то же самое, когда писали о своих героях. Что касается оригинала Erotapokriseis, многие из которых Красносельцев опубликовал как анонимные, то самые древние примеры надписаны именами Василия и Григория.
G. Dagron: Вне всякого сомнения; о. Мунитис работает над этим. Я думаю, что текст уверенно датируется временем после Юстиниана, но корни уходят в предшествующую эпоху, например, псевдо-Иустин идентифицируется более или менее с Феодоритом Кирским и даже с более ранними авторами. Это псевдоэпиграфическая анонимная литература, которая растет, как снежный ком. Но настоящая датировка — постюстиниановская эпоха, после великих ересей и великих соборов, достигающая кульминации во время арабского завоевания, что имеет свое значение.
J.-C. Guy: Вы упомянули о том, как начиная с VII в. философ становится конкурентом святому монаху. Как это соотносится с отождествлением святого и философа, монаха и философа, которое делали двумя веками раньше?
G. Dagron: Действительно, в литературе постоянно продолжают отождествлять монаха и философа. Но в другом смысле «философ» означает человека науки, а «философия» является чем-то вроде раздела древнего квадривиума с теми дисциплинами, которые пользуются признанием, например, астрология ведет происхождение от астрономии, алхимия — от исследований определенного типа. В конце VII в. одной из самых распространенных тем является необходимость возродить христианские астрологию и алхимию. Множество текстов показывают, что арабское нашествие вызвало у византийцев веру в то, что они потеряли инициативу в определенной области потому, что забросили все эти дисциплины, которые считались языческими.
J.-C. Guy: В IV и V веках истинный монах является философом, но одновременно он состоит в конфликте с философом, поскольку философия в действительности означает тип нерелигиозного знания.
M. Rouche: Как объяснить исчезновение этого научного духа, который снова появился было на некоторое время? Агиографический жанр полностью берет над ним верх начиная с VIII века. Является ли это клерикализацией науки?
G. Dagron: Эти два разных уровня больше не ставят рядом друг с другом. Я приведу пример. До IX века даются противоречивые объяснения происхождению землетрясений: одно аристотелевское, немного астрологическое, другое — по причине гнева Божия. В другую эпоху, в зависимости от обстоятельств (см. Пселла), ссылаются на гнев Божий в проповедях, на Аристотеля в светских трактатах, в частных письмах говорят об астрологии, не видя какого-либо конфликта между этими тремя плоскостями.
M. Uytfanghe: Это сообщение с интересной стороны освещает литературу мученичеств. В мученичествах, по крайней мере, латинских, во время судебного процесса судья обвиняет святого в занятиях магическими искусствами.
G. Dagron: Постоянно. Быть может, это проливает меньше света на проблему, чем типология чудес в сопоставлении с вопросами, которыми занимается астрология. У нас есть возможность ознакомиться с двенадцатью томами греческих астрологов. Они открывают нам разновидность вопросов, многие из которых, как мы видим, соответствуют агиографическим случаям заступничества. Эта простая работа по проведению параллелей очень показательна.
(начало тут)
______________
© Пер. с французского м. Кассии (Т.А. Сениной)
M. van Esbroeck: В сохранившемся на грузинском языке панегирике Иоанн Ксифилин копирует греческий образец для истории Косьмы и Дамиана. Он оправдывает вставки о чудесах, считая, что язычники делали то же самое, когда писали о своих героях. Что касается оригинала Erotapokriseis, многие из которых Красносельцев опубликовал как анонимные, то самые древние примеры надписаны именами Василия и Григория.
G. Dagron: Вне всякого сомнения; о. Мунитис работает над этим. Я думаю, что текст уверенно датируется временем после Юстиниана, но корни уходят в предшествующую эпоху, например, псевдо-Иустин идентифицируется более или менее с Феодоритом Кирским и даже с более ранними авторами. Это псевдоэпиграфическая анонимная литература, которая растет, как снежный ком. Но настоящая датировка — постюстиниановская эпоха, после великих ересей и великих соборов, достигающая кульминации во время арабского завоевания, что имеет свое значение.
J.-C. Guy: Вы упомянули о том, как начиная с VII в. философ становится конкурентом святому монаху. Как это соотносится с отождествлением святого и философа, монаха и философа, которое делали двумя веками раньше?
G. Dagron: Действительно, в литературе постоянно продолжают отождествлять монаха и философа. Но в другом смысле «философ» означает человека науки, а «философия» является чем-то вроде раздела древнего квадривиума с теми дисциплинами, которые пользуются признанием, например, астрология ведет происхождение от астрономии, алхимия — от исследований определенного типа. В конце VII в. одной из самых распространенных тем является необходимость возродить христианские астрологию и алхимию. Множество текстов показывают, что арабское нашествие вызвало у византийцев веру в то, что они потеряли инициативу в определенной области потому, что забросили все эти дисциплины, которые считались языческими.
J.-C. Guy: В IV и V веках истинный монах является философом, но одновременно он состоит в конфликте с философом, поскольку философия в действительности означает тип нерелигиозного знания.
M. Rouche: Как объяснить исчезновение этого научного духа, который снова появился было на некоторое время? Агиографический жанр полностью берет над ним верх начиная с VIII века. Является ли это клерикализацией науки?
G. Dagron: Эти два разных уровня больше не ставят рядом друг с другом. Я приведу пример. До IX века даются противоречивые объяснения происхождению землетрясений: одно аристотелевское, немного астрологическое, другое — по причине гнева Божия. В другую эпоху, в зависимости от обстоятельств (см. Пселла), ссылаются на гнев Божий в проповедях, на Аристотеля в светских трактатах, в частных письмах говорят об астрологии, не видя какого-либо конфликта между этими тремя плоскостями.
M. Uytfanghe: Это сообщение с интересной стороны освещает литературу мученичеств. В мученичествах, по крайней мере, латинских, во время судебного процесса судья обвиняет святого в занятиях магическими искусствами.
G. Dagron: Постоянно. Быть может, это проливает меньше света на проблему, чем типология чудес в сопоставлении с вопросами, которыми занимается астрология. У нас есть возможность ознакомиться с двенадцатью томами греческих астрологов. Они открывают нам разновидность вопросов, многие из которых, как мы видим, соответствуют агиографическим случаям заступничества. Эта простая работа по проведению параллелей очень показательна.
(начало тут)
______________
© Пер. с французского м. Кассии (Т.А. Сениной)